С.У.Бахторазов, профессор,
директор центра изучения историй
Туркестанского края им. Ж.Баласагуна,
Член научно-экспертной группы
АНК Жамбылской области.
На политическое, социальное развитие Казахстана второй половины 1980-х гг. сильнейшее влияние оказали декабрьские события 1986 г. В рамках кампании «обновления высшего партийного и государственного аппарата» в качестве руководителя республики Михаил Горбачев назначил Геннадия Колбина.
Избрание», а по сути, назначение 16 декабря 1986 г., никому неизвестного в республике Геннадия Колбина первым секретарем ЦК Компартии Казахстана было воспринято как грубый диктат центра при решении жизненно важного для любого государства вопроса – о властных ресурсах и полномочиях. Это был первый и последний прецедент в СССР, когда во главе национальной республики поставили человека, не только не представляющего коренного этноса, но даже никогда не проживавшего в ней. Понятно, что столь пренебрежительное отношение ущемляло достоинство казахского населения, его национальное самосознание, вызвало чувство обиды за публичную демонстрацию отказа в доверии к народу и его представителям. На этот комплекс причин накладывались факторы глубинного порядка: провалы в социальной и национальной политике, экономике,маргинализация населения и студенческой молодежи и т.д. Все это, соединяясь в едином векторе, дало мощную этническую мобилизацию, вызвало импульсивный всплеск недовольства.
17 декабря акцию протеста против данного решения начала группа рабочей и учащейся молодежи города Алма-Аты. Акция была мирной и носила политический характер. Никаких призывов к свержению государственного строя, лозунгов, направленных на разжигание национальной розни не было. Митингующие перед зданием ЦККомпартии республики, не нарушали законов и общественного порядка. Участники акции выражали несогласие с решением о назначении нового руководителя республики, требовали разъяснений. Демонстранты расценивали назначение, как нарушение властью провозглашенных ею демократических принципов. Митинги и демонстрации протеста прошли также в Талдыкоргане, Жезказгане, Кокшетау, Шымкенте, Павлодаре, Жамбыле и других городах. 17 и 18 декабря против мирных демонстрантов были брошены силы милиции и внутренних войск. Подавлением волнений руководила непосредственно Москва, которая в экстренном порядке прислала в Алма-Ату не только своих функционеров, но и войсковые подкрепления, пожарные части. Им удалось разогнать митингующих, избивая и поливая их холодной водой из брандспойтов. При этом было задержано около 2400 демонстрантов, телесные повреждения получили 1722 человека. В ходе последующих преследований было привлечено к уголовной ответственности 99 человек, 309 студентов отчислены из учебных заведений, 758 человек исключены из комсомола и т.д.При разгоне демонстрации войска использовали саперные лопатки, служебных собак, избивали задержанных, многих полураздетыми вывезли и оставили за городом. Погибло несколько человек, ранено более 1,7 тыс. человек. Сотни человек были без санкций прокурора помещены в следственные изоляторы. Согласно данным Комиссии Президиума Верховного Совета КазССР (1989-1990 гг.) по оценке событий в следственные изоляторы были доставлены около шести тысяч человек.
Постдекабрьское развитие событий характеризовалось еще большим массированным пропагандистским наступлением в центральной и республиканской прессе на казахскую идентичность и казахскую правящую элиту в режиме нетерпимости. Отмечалось, что «коррумпированные азиатские мафиози занимались подстрекательством молодежи, убоявшись потерять свое влияние при Колбине», что руководство Казахстана пустило на самотек интернациональное воспитание молодежи, не решало проблемы с жильем, медицинским обслуживанием, продовольственным снабжением и снабжением товарами народного потребления. В идеологическом плане подчеркивалось попустительство национальной ограниченности в школьных программах и средствах массовой информации, распространению идей мусульманских фанатиков суфийского толка. Вся эта кампания предшествовала утверждению основного партийного документа по декабрьским событиям в Казахстане. В упомянутом Постановлении ЦК КПСС «О работе казахской республиканской партийной организации по интернациональному и патриотическому воспитанию трудящихся» были перечислены все вышеназванные обвинения и дана классификация имевшим место событиям: «Проявлением казахского национализма были и беспорядки в декабре прошлого года в городе Алма-Ате».Обвинение целого народа в национализме, трактуемом в духе партийных постулатов, способствовало усилению имперских настроений. Стали раздаваться голоса о создании особых привилегий для русских, проживающих в национальных районах, события в Алма-Ате, равно как и события на других окраинах, стали трактоваться как «фашистско-антисоветское наступление антисоциалистических сил». Все эти выпады допускались с молчаливого согласия Центра. Председатель Совета Министров СССР Н. Рыжков во время пребывания в Хельсинки прокомментировал алматинские события следующим образом: «Мы их научим и убедим в своей правоте, а те, кто не поймут – будут вне общества и им с нами не по пути».
В июне 1989 г., будучи с визитом в Бонне М.Горбачев, спустя два с половиной года с момента восстания охарактеризовал «отсталое, реакционное и поэтому враждебное перестройке». Между тем для внутренней пропоганды М. Горбачев трактовал события в Алма-Ате как издержки социально-экономического развития. Говоря о них на январском пленуме ЦК КПСС 1987 г., он настаивал на том, что национализм в целом по Советскому Союзу и по Казахстану возник в частности благодаря недостаткам в кадровой политике и бюджетном ассигновании. Разработанные в Центре директивы явились руководством к действию. Была предпринята попытка реанимации практики 30-х гг., когда партийное руководство республики выдвинуло следующий лозунг: «Только кадровые рабочие с устойчивыми революционно-социалистическими традициями являются ведущей силой преодоления различных и, прежде всего, националистических и шовинистических предрассудков». Внедрению указаний Центра и их реализации значительно спасобствовало назначение Г.Колбина. Согласно сложившейся советской традиции чередование руководителей республиканского уровня в СССР влекло за собой благоприятные изменения в бюджетных расходах. Механизм материальных манипуляций в области формирования регионального социально-политического климата искусственно создавал образ сильного лидера, одновременно скрывая внутренние проблемы за фасадом моментальных улучшений.
Для казахов, являвшихся с момента вхождения в состав Российской империи «пограничной нацией» с большим тяготением к метрополии, нежели к восточным соседям, усиление режима «интернационального и патриотического воспитания» таило угрозу необратимой порчи всего этнического организма. Однако уже распространенное клеймо о казахском национализме привело к обратному, чем ожидалось, результату. Казахи стали ощущать себя не жителями необъятной и, следовательно, аморфной территории под названием СССР, а подданными своей республики – Казахстана, которому они дали свое имя. Внутри этнического сообщества и его элиты родоплеменная идентичность и местнические интересы временно уступили место общенациональному чувству солидарности перед угрозой утраты неповторимости языка, традиций и культурного наследия.Силы сопротивления, направленные против разрушения казахской целостности и самобытности, сосредоточились в структурах аппарата управления, где национальные представители, казалось бы, демонстрировали полную лояльность.Партийно-административный ресурс на местах таким образом, должен был лавировать между настроениями масс, ратовавших за большие права в этнокультурном отношении и директивами центра, обязывавших осуществлять неусыпный присмотр за протекающими процессами национального возрождения.
Но, все таки несмотря на жесткую политику ограничения общественных инициатив, как следствия политических событий второй половины 80-х гг., в Казахстане стала складываться новая политическая атмосфера. Начали возникать многочисленные и неоднозначные общественные движения, неформальные организации, складываться предпосылки перехода к многопартийности. На всевозможных митингах, демонстрациях, в клубах избирателей, обсуждались острые вопросы повседневной жизни, актуальные проблемы развития страны. К концу 1980-х годов, когда стала возможной либерализация политического режима, сразу же активизировалось зарождение неформальных групп и политических неформальных движений: от межклубных объединений до народных фронтов, которые существенно ослабили «связи граждан с крупными групповыми солидарностями: партией, комсомолом, профсоюзом, да и в целом с государством». Таким образом, народная самодеятельность, хотя и пошла по опосредованному пути обнародования экологических, экономических и социальных проблем, ясно было, и то что до постановки вопроса о национальном самоопределении осталось недолго.
